Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коллин Моррис коротко кивает, очевидно, не собираясь распространяться на эту тему, но я и без этого понимаю, что речь идет о попытке грабежа, о которой писали этой весной. Обычная история, которой я до этого момента не придала должного внимания. Продолжая внимательно следить за событиями, разворачивающимися на экране телевизора, я вбиваю в поисковую строку: попытка грабежа дома Коллина Морриса.
– Полу, видимо, от вас передалась эта любовь к антикварным вещам. В прессе писали, что в его коллекции, помимо прочих предметов искусства, шкатулка XVIII века, та, что принадлежала самой Марии-Антуанетте и которую многие считают проклятой.
– Проклятой? – повторяю за ней я, отвлекаясь от результатов поиска, появившихся на экране моего телефона. – Это откуда взялось?
– А вы не знаете, как давно и при каких обстоятельствах она у него появилась? – тем временем заканчивает свою мысль Синди.
– Наверное, подарил кто-то из почитателей его таланта, – неуверенно отвечает Коллин Моррис. Выглядит он озадаченным.
– Не в этот раз. Мне удалось узнать, что эту шкатулку продали на закрытом аукционе в начале года. И судя по истории торгов, бились за покупку этой вещицы по меньшей мере два человека. Разумеется, все это происходило анонимно, но меня поразил тот факт, что купил ее Пол, тот, кто нередко подчеркивал, что верит в разные приметы и считает себя довольно суеверным человеком.
Коллин Моррис молча пожимает плечами, даже не пытаясь вступить в беседу.
– Сегодня эта шкатулка, очевидно, пополнит вашу личную коллекцию, а вы не боитесь стать следующей жертвой проклятья? – продолжает Синди.
– Простите?
– Считается, что она приносит несчастья своим владельцам. Одним из самых печально известных владельцев шкатулки считается барон Данглар, – зачитывает с планшета Синди. – Почти сразу после приобретения этой вещицы он обанкротился и оставшиеся годы жизни был уличным попрошайкой.
Это имя кажется мне знакомым. Мой палец уже зависает над экраном телефона, я готова отменить предыдущий поиск и начать новый, когда внезапно понимаю. Ну конечно, барон Данглар – лживый и лицемерный тип, который оклеветал и отправил в тюрьму невиновного Дантеса из известного романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Этого не может быть.
Но глядя на невозмутимое лицо Синди, я убеждена: она знает, что делает, и по-настоящему наслаждается моментом. Только она могла в эфире одного из самых главных ток-шоу страны выдать героя романа за действительно существующую личность, при этом никак себя не выдать. И сейчас, улыбаясь Моррису в лицо, она упивается своим превосходством.
Счет два – один по сетам. Следующий сет может стать решающим для Синди.
– Первый раз такое слышу, – серьезно отвечает Коллин, очевидно, не вспомнивший ни имени этого книжного персонажа, ни сюжета романа. – Но мне все равно, я не верю в суеверия и прочие предрассудки. Я верю в искусство. Для меня это и предмет роскоши, и надежная инвестиция.
– О да, в инвестициях вам и правда нет равных, – ловко подхватывает Синди. – Пола, наверное, тоже в некотором смысле можно считать вашей инвестицией. Сколько ему было, когда вы поняли, что пора подписывать хитроумный договор полной опеки: когда он начал делать первые успехи в музыке или, может быть, вы разглядели его гений еще в том растерянном и замкнутом мальчике, каким увидели его впервые?
От неожиданности я перестаю жевать свой попкорн. Убираю в сторону телефон, делаю звук телевизора громче, но тишина, повисшая в студии, кажется осязаемой. Даже я, сидя в своей «картонной» квартире, чувствую на себе ее гнетущую тяжесть. К такой подаче Коллин Моррис оказался не готов. Я вижу, как рушится его фасад, он больше не улыбается и не заигрывает с публикой. Продолжая хранить молчание и избегая зрительного контакта с Синди, он меняет позу в кресле, и теперь обе его ноги твердо стоят на полу.
– Знаете, я столько раз отвечал на этот вопрос и журналистам, и детективу, который занимается расследованием этого несчастного случая, но, похоже, меня никто не слышит. Вам нужен злодей, ведь Пол всем видится исключительно святым, – наконец, нарушает молчание Коллин Моррис, поднимая голову и с вызовом смотря прямо в камеру. – Всем и всегда нужен злодей. Но вы не там ищите.
– Злодей в этой истории как раз понятен – это пес по кличке Рокки. Но мне бы хотелось узнать, какую роль в этой истории вы отводите себе?
– Можно я буду просто скорбящим отцом?
Воздух в студии буквально звенит от напряжения, еще немного, и рванет. Этот гейм изрядно потрепал Коллина Морриса. Еще одну острую подачу он просто не выдержит. Но Синди знает это, а потому сбавляет темп. Делает шаг назад и начинает новый гейм с плоской, удобной подачи. Я снова начинаю хрустеть попкорном.
– Конечно, хотя знаете, не сочтите за грубость, но в одной вашей научной статье… там речь шла, кажется, о мимических деформациях лица, вы говорили о том, что скорбь и уныние уничтожают естественные линии лица, делая его похожим на марионетку… Вы же, несмотря на все тяготы и печали, в прекрасной форме. Может быть, вы нам что-то не договариваете? Может быть, есть какие-то секреты красоты, минуя хирургию?
– Исходя из своего опыта, – выдержав значительную паузу, наконец, отвечает Коллин Моррис, – могу вам с уверенностью сказать, что красиво стареть не получится. Все это миф. Я не знаю ни одного человека, которого бы украшали серые безжизненные волосы, лицо в морщинистой сетке, с обвисшим контуром, дряблое тело. Пластическая хирургия – это самый короткий и надежный путь к лучшей версии себя.
– А как быть с вашей супругой? Я слышала, она выбрала для себя путь естественного старения и до сих пор ни разу не легла под нож хирурга. Она прекрасно выглядит, и все же она явно проповедует не вашу религию!
– Это ее выбор, и я его уважаю. Но, я повторяю, если женщина хочет в пятьдесят выглядеть молодой и подтянутой, думать об этом нужно уже в тридцать – тридцать пять. И не просто крем и скраб на кожу наносить, а ходить на косметические процедуры и даже ложиться под нож пластического хирурга. Я, конечно, и в пятьдесят лет смогу продлить молодость, но результат будет уже не тот.
Последние вопросы заметно успокоили Коллина Морриса, вернув ему уверенность в себе и некое спокойствие. Он снова откидывается на спинку стула и кокетливо улыбается зрителям в зале. Он уверен, что снова ведет в этой партии и сможет отразить любую атаку противника. Сейчас самое время нанести решающий удар, и Синди не упускает такой возможности.
Подача на вылет – и каждый сам делает свои выводы.
– Однако, несмотря на твердость убеждений и волевой характер, вы чуткий муж, и, я убеждена, не менее внимательный и любящий отец. Это достойно аплодисментов, – говорит Синди, словно подбрасывая мяч, и ее слова тонут в овациях. Подняв ладонь вверх, она мастерски восстанавливает в зале тишину. – Знаете, когда я была маленькой, меня, как и вас, сильно напугала соседская собака. Я очень долго переживала и никак не могла справиться со своим испугом, ставшим для меня настоящей психологической травмой.
Синди делает паузу, конвульсивно сглатывая, точно в эту самую минуту вновь переживает страх, обрушившийся на нее в детстве. Выглядит довольно убедительно, еще немного, и даже я, наверное, испытаю соблазн поверить в ее искренность.
– Сегодня вы рассказали много интересного не только о себе, но и о своей профессии и даже поделились какими-то профессиональными секретами, которые, я уверена, окажутся полезными нашим зрителям и телезрителям. Мне тоже хочется сделать что-то по-настоящему полезное, можно даже сказать, терапевтическое для вас.
Коллин Моррис с интересом смотрит на Синди, но затянувшаяся пауза заставляет его напряженно крутить головой в поисках какого-то неожиданного сюрприза или же очередного подвоха. Он заметно нервничает.
– Побороть свой страх я смогла, только будучи подростком, когда пересилила себя, когда отважно протянула руку своему врагу. Для вас образ собаки
